Тихий Океан - Страница 18

***

Длительный день и короткая ночь. Сон, как невидимый бульдозер, прошёлся по нашим мыслям, разровняв все ямы и булыжники под одну гладкую, ясную как гладь неба, дорогу. На утро Мама была злой, но живой. Отвесив мне пару тяжёлых подзатыльников, проехавшись по моей заднице «воспитательным» ремнём, она запретила выходить мне на улицу, минимум месяц и наказала бабушке внимательно следить за выполнением её запрета.

Ближе к обеду, когда Мама ушла на работу, мне стало как-то намного легче, как будто мне выдернули гнилой, постоянно ноющий молочный зуб.

Вечно молча сам, Я и представить, не мог, насколько мучительно, выслушивать такое громкое молчание близкого человека. Как, наверное, иногда сложно Маме, Лике, Иешуа, даже бабушке, не знать, о чём Я думаю, что бы Я хотел сделать, какое мнение имею по тому, или иному случаю, если конечно им не наплевать на это.

В первый день наказание, мир стал, как-то проще, без страха неведомой участи, несмотря на красные, воспалённые следы от ударов ремня. Я просто сидел у себя в комнате, наблюдая, как вальс бессчетных пылинок поблёскивает серебром в потоке тёплого, ольхового света.

***

Спокойствие хрупкая вещь, когда даёшь волю размышлению. Сначала Я волновался, что подумает Лика, когда не найдёт меня ни в сарае, ни во дворе. Вдруг она подумает, что Я бросил её, что Я не хочу больше с ней дружить, да и ещё по какой-нибудь глупой причине, девчонки любят придумывать глупые причины. Но Лика оказалась не настолько глупой, как Я о ней думал, что мне даже немного за это стыдно. На третий день, когда Мама была на работе, а бабушка спала после обеда, Лика со стороны заднего двора, десять минут подряд кричала «Черныш! Черныш!», пока Я не вышел на балкон. Некто меня не называл таким именем помимо неё, поэтому соседи, наверняка, подумали, что девочка потеряла котёнка, ну, да и бабушка не проснулась от таких криков. Всё было хорошо.

- Ты куда пропал? Обиделся что ли?

«Точно, уже на придумывала себе что-то», подумал Я, «Ох, девчонки». Жестом Я показал Лики, чтобы она кричала по тише.

Молча, было бы очень сложно объяснить ей, что меня наказали, а прокричи Я это вслух, по любому бы разбудил бабушку, чего допускать было нельзя. Вернувшись в комнату, Я быстро написал письмо:

«Меня спалили, что Я курил. Наказали, хрен знает на сколько. Я не знаю, освобожусь Я молодым, или стариком, поэтому, знаешь, если ты меня не дождёшься, и умотаешь в Одессу с каким-нибудь залётным фраером, Я всё пойму.

Твой Ч.»

Я ещё раз посмотрел на письмо сто стороны. Подчерк так себе, но вроде всё разборчиво, и немного иронии в тему. Сложив письмо в самолётик, Я запустил его с балкона. Я и не надеялся попасть точно в цель, было бы вполне достаточно, если бы он просто, хотя бы не улетел к кому-нибудь на балкон, или в окно. Но поток ветра, подхвативший моё письмо, как будто подслушав моё желание, считая, что просьба вполне достойна его участия сделал так, как нужно было мне.

Самолётик сделал большой круг над невысокими деревьями и опустился прямо в руки Лики. В такие моменты хочется прокричать «Да, ладно?! Серьёзно? Да, не может такого быть!», хотя как видно может.

Лика быстро пробежалась глазами по письму, мило улыбнулась и замахала мне рукой.

- Дождусь, дождусь! Ты только себе купола на грудь не набивай, а то на пляж с тобой ходить стыдно будет. Ладно, не скучай, я в магазин побежала. Увидимся! – Прокричала она и скрылась за пушистой листвой тополей.

Потом Я волновался, хватит ли у Лики ума, нароком не припереться ко мне домой, что бы, так сказать проведать заключённого. Этот страх преследовал меня каждый день. Так-то, Я конечно был вовсе не против, если бы она проведала меня, Я бы может даже познакомил её с семьёй, и с Иешуа. Но буквально на тех днях у меня с Мамой вышел разговор, в котором ярко прослеживалась мысль «Вот я ещё узнаю, с кем ты там курил, и их родителям всё расскажу». Благо, что Мамка думала, что это старшеклассники научили меня курить, и тырить деньги им на сигареты. Я был не против этой её догадки, и смиренно поддакивал в ответ, кивая головой. Тем не менее, Лика тоже могла попасть под подозрение, заявись она ко мне домой, этого Я и боялся.

***

Забери, меня к себе. Я так устал бежать, за тобою в след.

Открой глаза, закрой лицо руками. Свет…. Я хочу увидеть свет!

Я хочу увидеть свет!

***

ГРОХОТ! Я швырнул в стену мамину вазу. Мама становится Матерью.

***

Страх. С каждым днём Я всё больше испытываю страх. Я чувствую, как страх отнимает у меня жизнь, заполоняет собою всё, что Я раньше считал жизнью. Мать подарила мне это, как подарила когда-то жизнь. Всё что мне до этого казалось нормальным, теперь источник наказания. Я испытываю агрессию по отношению к своей Матери, наверное, Я её ненавижу. Господи, почему она подарила мне это? Ненавижу! Она перестала со мной разговаривать, и Я поклялся, что ни слово ей не скажу, никогда.

Иешуа знал обо всём, как педагог он был обеспокоен моим наказанием, и моим состоянием, в общем. Я не хотел с ним общаться напрямую, это его обеспокоило ещё больше. Чтобы хоть как-то разобраться в причине моей агрессии, он давал мне несложные тесты, в которых нужно было ответить на дебильные вопросы для первоклашек. Одним из таких тестов был тест на слова антонимы.