- Потому что самому большому океану в мире ненужно быть Громким, чтобы быть. И я, даже не знаю совет это для тебя, или напутствия, но я думаю, что когда-нибудь тебе пригодится эта маленькая истина о большом Тихом Океане. Хотя может, я и заблуждаюсь, и моё видение океанов ошибочно. Ведь «океанов» так много, и все они так похожи на разные «не океаны».
Я удивлённо посмотрел Иешуа прямо в глаза. Он серьёзно смотрел в ответ. Я знал, что мой добрый учитель-шудра никогда не сказал бы мне то, что мне не следовало бы знать. В его словах был смысл, глубину которых мне не понять до конца и за всю жизнь. Но тогда Я понял только, что-то про Тихий Океан, которому не нужно быть Громким, чтобы быть.
Не знаю, возможно, из-за моего глупого выражения лица, или по каким-то своим причинам, этот худой и обросший еврей смеялся беспрерывно минут двадцать, то и дело, извиняясь за свой нелепый вид. Потом он утёр платком слёзы, сильно просморкался, ещё раз извинился за смех и продолжил урок литературы, не возвращаясь к этому странному разговор.
Спустя десяток с лишним лет Я находил в его загадке ответы на сотни вопросов, которые задавал в пустоту, и чаще всего ответом был тот самый неудержимый смех в конце разговора. Моего доброго учителя-шудры уже давно нет в живых, он умер молодым, Бог сокращает мучение жизни хороших людей, но Я продолжаю, так же часто, как и в детстве ждать от Иешуа ответов. Сказано им было многое, но слова долетают опосля.
Мой добрый учитель-шудра.
***
- Вот держи! Втянись и говори «И-шааак», «И-шааак». «И» на вдохе, «Шааак» на выдохе. Да нет, не так. Дай покажу. – Лика выхватил у меня из рук сигарету и глубоко втянулась. – И-шааак. Вот видишь. – Облако густого серого дыма, вылетев вместе со словами, прокатилось по её лицу, минуя ряд белых ровных зубов и тонкие розовые губки.
Я отобрал обратно сигарету и прислонил её к губам. Папиросная бумага была слегка влажной, от слюны девушки. Какого-то особого вкуса девичьих губ Я не чувствовал, но сама мысль о косвенном поцелуе немного щекотала сердце изнутри. Я осторожно потянул воздух через папиросу, горячий густой дым наполнил мои щёки, слегка обжигая язык и нёба. Вдохни Я дым себе в лёгкие, по любому бы ужасно закашлялся. Выпустив изо рта густое облако, Я тут же втянул его через нос. Острый запах горелого табака заполучил всё внимание.
- Ух ты! Как водопадик, только в обратную сторону. А ну дайка я попробую тоже. – Взяв сигарету, Лика втянулась. Выпустив дым изо рта, она спешно постаралась втянуть его носом, но тщетно. – Подожди. Как у тебя получилось? – Она снова втянулась и выпустила дым, не имея нужной плотности, дым быстро развеялся на ветру.
Я снова взял сигарету и повторил недавно придуманный трюк.
- Блин, как ты это делаешь?
«Не скажу», подумал Я и довольно улыбнулся.
1981 год. Мне было двенадцать, ей четырнадцать. Иешуа знал о Лике (Я ему сам написал о ней, в сочинение на уроке русского-языка), поэтому заканчивал наши уроки на три часа раньше, ссылаясь перед Мамой на сильную занятость, и то, что для меня того времени которого мы тратим на обучение вполне достаточно. За это Я был ему сильно благодарен, так как у меня появлялись дополнительные три часа в день для встреч с Ликой.
Встречая Лику после школы, мы шли к её дому, чтобы она переоделась и оставила портфель. Оставить дома прилежную ученицу, старосту класса, послушную дочь, и хоть на время стать свободной, благодаря немому пареньку с чёрными как смоль кудрями.
Это происходила так часто, что в моменты ожидания, от скуки Я запоминал разные вещи. Например, сколько секунд нужно для того, чтобы Лика дошла до подъездного окна на третьем этаже и помахала мне рукой. Одиннадцать секунд, при учёте, что она не сильно устала, если сильно устала, то почти в два раза больше, где-то двадцать секунд. Она проходила мимо этого окна и обязательно махала рукой, типа «Привет», хотя мы и не прощались, но, тем не менее, это была вроде как традиция, нарушить которую было бы великим преступлением.
Лика знала, где можно было бы достать сигарет и пива, а Я был тем, кто мог это достать. Мы скидывались по мелочи, Лика говорила адрес, и Я шёл, без страха и сомнений, куда бы она меня не послала. Идя к цыганам, или к местным алкашам, Я знал, что где то за спиной меня ждёт Лика, и вернутся с пустыми руками, Я никак не мог. Иногда случалось такое, что Лики удавалось отыскать место, где можно было купить кассеты с американскими, или европейскими записями, что было большой редкостью в то время. Правда, стоили они очень дорого. Ради одной такой кассеты мы с Ликой бывало по месяцу ущемляли себя во всех благах взрослой жизни, но это того стоило.
Благодаря Лики, у нас появилось новое тайное место, причём по сравни с которым, все остальные тайные места всех детей района, были просто хренью. Лике, будучи пионером и старостой класса, партийная организация помощи одиноких ветеранов доверила невероятно «почётную», по их словам, миссию ухаживать за старым одиноким ветераном, восьмидесяти пяти летним Юрием Бедросовичем Башалиным.
К Ликиной удачи ухаживать пришлось не долго. После месяца благочестивого труда, Юрий Бедросович отдал концы под влиянием ишемической болезни сердца. Так как родных у почётного ветерана не было, всё имущество перешло под государство. Смекнув это, Лика незаметно утащила из квартиры новенький кассетный магнитофон, подаренный ветерану на девятое мая районным управлением, двадцать рублей дедовской заначки и ключи от каменного сарая, что стоял на окраине гаражного кооператива. Ни магнитофона, ни двадцати рублей, ни сарая партия искать не стала, спокойно заграбастала квартиру, а все вещи старика развезла по домам престарелых. Зато с того дня у нас было собственное жильё под ключ!